На секунду появляется нелепая мысль – не брать ключи, чтобы тяжёлая связка не добавляла веса сумке – я с ней проведу на ногах несколько часов, не снимая. Но это явный бред. И лишь потом, дойдя до места, понимаю: здесь десятки, сотни женщин прижимают к себе сумочки, и в каждой – дорогая сердцу ненужная вещь: ключи от квартир в далёких украинских городах.
В начале марта подруги начали рассказывать о том, что ездят на вокзал встречать поезда и автобусы с беженцами. Кто-то прямо вёз людей к себе: поужинать-помыться-поспать на чистом. Я смотрела и завидовала: было страшно войти в эту волну.
Наконец, дело пошло: подруга показала сайт Berliner Stadtmission, там простейший график дежурств. Отдельно видно, сколько нужно людей с украинским и русским. Можно записаться на определённое время и поступить в распоряжение организаторов приёмного пункта. Регистрация на сайте – две минуты, и сразу видно: утром, вечером и ночью людей с языком не хватает. Я записалась на семь утра.
С южной стороны главного вокзала стоит большая белая палатка. При ней – оформление волонтёров. Я заполнила бумаги, получила бейджик и две жилетки: зелёная – волонтёра и оранжевая – переводчика.
Сразу стало похоже на мою обычную работу. Где только я не оказывалась в семь утра в оранжевом жилете. Когда начался инструктаж, я бодро задавала полезные вопросы: где билеты? Где SIM-карты? Что говорить про регистрацию? Куда людям ехать?
В палатке, кроме зелёных и оранжевых жилетов, есть синие жилеты – это представители Миссии, они тут постоянно, у них рации и все нити в руках. Они знают, какие города или земли принимают беженцев, где есть регистрация, куда пойдут автобусы. К ним – если что непонятно.
Красные жилеты – служба экстренной помощи несовершеннолетним.
Знакомлюсь с оранжевыми жилетами, и вижу, что здесь много немцев. Я почему-то этого не ожидала. Юноша учил русский в берлинской школе. Мужчина лет сорока рассказал, что учил русский в Чебоксарах. Дядька под шестьдесят учился в Ленинграде в академии военморфлота.
Что у нас в палатке? В одном углу кухня: горячий суп, чай-кофе-бутерброды, фрукты, вода.
В другом углу – детская: кроватки, игрушки, столы с рисовалками. Детей тут на среднюю детсадовскую группу. Волонтёры с ними играют и рисуют.
Снаружи – туалет и место для курения, медпункт Красного Креста, фургончик, в котором украинцам выдают бесплатные SIM-карты.
Не забуду первое, что я увидела, осмотревшись в палатке: полная красивая дама в леопардовом пальто выгуливает на поводке молодую тигровую кошку. Феллини тихо радуется на облаках.
Мои первые клиенты: симпатичная пара лет пятидесяти, приветливые и немного посвежевшие: ночевали в гостинице. У них задача попасть в небольшой тюрингский город. Удивляются, когда оказывается, что я его знаю. (Случайность: оттуда приехала моя первая в жизни знакомая немка, учительница из ГДР.) Их там ждут, и билет на поезд им бесплатно, надо его получить. Но сначала нужно к доктору из списка берлинских докторов, которые объявили, что бесплатно примут украинских пациентов. Веду их сначала в билетную кассу. Там выделен целый коридор для украинцев, по случаю раннего утра никого нет, мгновенно покупаем им билет на поезд. Останавливаюсь в тёплом и светлом месте, подробно разъясняю, что написано на билете. Что одна пересадка. Что, если на этот поезд они вдруг не успевают, то спокойно садятся на следующий (расписание распечатано отдельно).
Для разъездов по Берлину им ничего не нужно – украинский паспорт снимает все вопросы.
Веду их на эсбан, сажаю в нужный поезд. Обнимаемся на прощанье, как родные. Я понимаю, что и у них, и у меня нервная эйфория. Топаю назад в белую палатку.
Элегантный, узнаваемо украинский пожилой джентльмен. Хочет купить зарядное устройство для телефона и нитроглицерин. Пишу ему название зарядного устройства – Ladegerät. Хорошо, что по привычке пришла с блокнотом и ручками. Смотрим на моём телефоне курс гривны, считаем, думаем…
Потом мне в руки дают микрофон и объясняют, что сказать собравшимся по поводу отъезда на автобусах в район Мюнхена. Идея такая: Берлин забит до отказа, но в провинции места есть. Приходят автобусы – ты садишься и едешь, куда везут. Там тебя поселят, зарегистрируют, там ты можешь думать дальше, что и как. Позже в этот день планировались ещё автобусы в Северный Рейн-Вестфалию. Хорошо бы всем тем, кого ничто специально в Берлине не держит, ехать дальше.
Одна очень усталая дама хочет узнать, как попасть в Кёльн: ехать ли поездом – и там оказаться в таком же перевалочном пункте. Или ехать на специальном беженском автобусе, потому что автобус ведёт туда, где точно есть ночлег – но это может быть спортзал в глухомани. Я рассказываю то, что поняла сама, она смотрит на меня как будто издалека. Я чувствую её глубокую усталость, буду помнить этот взгляд.
Интеллигентное семейство глухонемых хочет во Францию. Предлагаем Мюнхен. (Всё перепиской, я пишу в блокноте, изящная девушка – в своём телефончике.)
Некоторое время компания из пяти человек дебатирует жестами, мы с синим жилетом стоим, выключенные из разговора. Переглядываемся: вот оно, значит, как на той стороне. Дебаты заканчиваются, девушка пишет в телефончике: мы подумаем пока. Ну и хорошо, автобусы ещё пока не едут, а во Франции, вроде бы, бастует железная дорога. Передаю их старшему синему жилету, показываю: вот они, чтобы их не потеряли – ведь объявление в микрофон они могут не услышать.
Меня хватают и ведут в детский угол. Спокойная, улыбчивая девочка-подросток сидит за столиком с двумя хорошенькими сёстрами-близнецами лет пяти. Выясняем их имена и возраст: спрашивает экстренная служба помощи детям в красных жилетах. Узнаём: дети с десяти вечера на вокзале (девушка в красном жилете молча округляет глаза), ночь спали в вагоне, мать – в больнице. С матерью связь есть, но в больнице слабый интернет, а звонить очень дорого: украинский номер.
Намечается драма: старшая девочка по возрасту не подходит для экстренного детского приюта – но разлучать сестёр тоже никак нельзя. Пытаемся выяснить, заберут ли их переночевать в приют – мать в неврологии, это может быть надолго.
Внезапно новый поворот: у детей есть родная тётя, она к ним выехала. Но ехать часов пять.
Опять поворот: а это точно их тётя? А то всякое бывает. «Точно, точно». Я говорю: ты извини, что мы такие подозрительные. Старшая сестра улыбается: «Я понимаю».
Я отвлекаюсь на трёх мужчин, которые хотят лететь в Испанию. «Женщина, мне неважно, платно-бесплатно. Мне надо улететь!» Рассказываю, как попасть в аэропорт или ехать поездом во Францию и дальше в Испанию (это зря, бастуют же французы!). Уходят в кофейный угол – думать.
Возвращаюсь, у детей новости: маму выписывают. Но как она сюда попадёт? Мы со старшей сестрой смотрим друг на друга, подавленные новым затруднением – и тут я наконец догадываюсь просто позвонить матери с моего телефона. Девочка диктует номер, звоню, говорим. Девушка-волонтёр без знания русского вызывается забрать мать и доставить сюда. Она в Charité, это полкилометра. Мама, поговорив с нами, прислала для ориентации фотографию. Я узнаю этот вход, он прославился в июле 2020 – сюда привезли Навального.
Пока я провожаю в аптеку симпатичную и очень собранную девушку (из Харькова, говорит она. Господи, говорю я, и чувствую, что мне бы надо опять поплакать, но придётся отложить на потом), детям доставили мать. Счастье!
Счастлива я, счастливы пять волонтёров, ура. Ура.
Три часа очень быстро проходят. Даже три с половиной. Я выхожу из палатки в яркий, радостный весенний день и иду домой.
А они?
Когда они будут дома?
Люба Гурова
