Спала я после первой волонтёрской смены плохо. Приснилась мне та усталая женщина со взглядом издалека и мимо. Которой я что-то бодро обещала – поезжайте, мол, куда глаза глядят, всё будет хорошо. Под утро всегда сгущается мрак – вот и меня замучили угрызения совести. Разве я что-нибудь знаю о тех местах, куда беженцев везут автобусы? Ничего не знаю. Приедут они в тот же Мюнхен или его окрестности – и что там? Не представляю. Зачем было так уверенно говорить? Как можно делать вид, что всё нормально – когда ничего, ну ничегошеньки не нормально!
Утром встала, привела себя в порядок – и поехала на вокзал. Держать лицо и восстанавливать обрывки нормы.
В этот раз была в дневную смену, к десяти утра. Концепция за три дня поменялась. С 21 марта в бывшем аэропорту Тегель развернули большой приёмный пункт. Там можно зарегистрироваться. Можно получить прививки от COVID-19 – видимо, работает тот же прививочный полигон, который в разгар пандемии пропустил через себя тысячи берлинцев. Там есть кровати, можно просто сразу лечь и поспать. Об этом, кажется, мечтает каждый второй из тех, кого я встречаю в белой палатке.
Так что теперь здесь, на вокзале, мы не уговариваем снова ехать много часов вглубь Германии, как это было на прошлой неделе. Мы предлагаем выпить чаю и сесть в автобус до Тегеля, где можно решить первые вопросы, немного отдохнуть, может быть, даже переночевать – и тогда уже ехать. Эта новая концепция была главной темой брифинга. Проводил его человек начальственного вида от Deutsche Bahn. Переводчиков назвали «оранжевым золотом», было приятно.
После брифинга меня распределили в медпункт. Рядом с большой палаткой встали два медицинских контейнера, приём ведут два врача и несколько помощников от Красного Креста. Выстроилась очередь, человек пять. Всех записали по порядку, но кто-то умудряется пролезть вперёд – и очередь реагирует такими родными и привычными формулами, выражения лиц при этом такие родные, что сердце радуются. Всё как дома.
Женщина в розовой курточке с капюшоном немного застенчиво отвечает на вопрос медбрата, сколько ей лет, – 72. Я, на автомате: никогда бы вам столько не дала. Она радостно розовеет. Идём к врачу. Из сумочки извлекаются хорошо мне знакомые лекарства: завтрак гипертоника. Мы с молодой докторшей ищем в интернете немецкие названия и торговые марки лекарств. Небольшой опрос, измерение давления – и выписываются рецепты на все те таблетки, которых у пациентки запас максимум на неделю. «Взяла, что было. Кто же знал, что тут без рецепта не купить!»
По рецептам Красного Креста в аптеке всё дадут без доплаты. А этот культурный шок – один из многих, но наверняка запомнится: без рецепта в аптеке не дают ни антибиотик, ни таблетки от аритмии и гипертонии. А корвалола, который спрашивает каждая из гостей кибитки Красного Креста, вообще не бывает в Германии – это им ещё тоже предстоит осознать. Всем предлагаем купить таблетки валерьяны. Записываю в своём блокнотике и раздаю: Baldrian.
Со следующей женщиной мы ждём приёма некоторое время, успеваем разговориться. Она одета тщательно и аккуратно. Работала бухгалтером, дочь – студентка. Запорожье.
«Я ещё позавчера была у себя дома. Три дня прошли спокойно, не стреляли. Я говорю своим – не поеду я, зачем, ведь тихо. А свёкор – он в армии был – сказал: не понимаешь ты, плохая эта тишина. Муж и свёкор собрали нас с дочкой – и отвезли к границе. И вот мы здесь». Я не понимаю, что сказать, и говорю: «Молодцы ваши мужчины». И она отвечает после паузы: «Хорошие. Да».
Потом приходит женщина со списком нейролептиков и рассказом о своей болезни. Доктор проверяет названия и возвращает листочек: такие препараты я выписывать не вправе, это нужно к специалисту, психиатру или невропатологу. Женщина говорит: «Но вот, у меня лекарство Икс, а его нужно принимать в комбинации с Игрек, а Игрек у меня нет, у меня вот только Икс на неделю».
И смотрит на нас спокойно и важно, ожидая решения.
Я стою у стеночки, не понимая, откуда оно вдруг возьмётся. А доктор достаёт из ящика стола список: берлинские врачи, которые вызвались принимать украинских пациентов бесплатно и без записи. Пожалуйста, вот два адреса. И записывает их врачебным почерком. Мы с пациенткой отходим в сторонку, где ждёт её спутник, садимся за стол. Я переписываю адреса ещё раз, чтобы были понятны все буквы, и расписываю маршрут.
С этими людьми, как и со всеми другими, мне хочется ехать к врачу и потом по всем дальнейшим адресам, потому что я не понимаю, как они справятся сами. Но я стараюсь помнить, что им всё время надо будет справляться самим, а мне надлежит вернуться в медпункт.
На полдороге меня перехватывает говорливая компания из трёх женщин – Винница и Киев. Они уже наполовину зарегистрировались в Берлине, уже живут в гостинице, и теперь у них вечный вопрос: оставаться или ехать дальше? Я говорю: ну вот, езжайте в Тегель, там вас определят куда хотите.
«А нас тут напугали, что поселят в деревне – и ни работы не найдёшь, ни детей в школу не отвезёшь».
Я, патриот немецкой провинции, говорю, что раз есть школа, то в школу обязательно будет автобус, а работа есть везде. (И пусть меня опять будут терзать фурии за то, что много на себя беру и говорю, чего не знаю.) Но и эту компанию не удаётся соблазнить ехать в Тегель. Им надо в Райникендорф (в знаменитый LAF – Landesamt für Flüchtlingsangelegenheiten), куда их первоначально доставили и где они начали проходить регистрацию. Теперь им хочется разведать туда дорогу общественным транспортом, чтобы почувствовать себя увереннее.
Отвела их на трамвайную остановку – опять они бурно благодарили, и было чувство, что мы теперь друзья, как бывает с попутчиками в долгой дороге.
Последней клиенткой этого дня была красивая молодая женщина, которая чуть не упала в обморок и честно об этом сказала. Подошла к медпункту с улицы и говорит: я, кажется, сейчас упаду.
Медики бережно взяли её под руки, отвели в медпункт, уложили на раскладушку и стали хлопотать. Спрашивали: бывало ли у неё такое раньше? Падала ли она в обморок, когда последний раз? Померили давление, температуру, взяли кровь на сахар. Давление высоковатое, но в пределах нормы. Минут через пять она сказала, что ей уже полегче, но нельзя ли где-то часа два хотя бы тихо полежать? Уже неделю в пути, двое детей и бабушка за 80, спала мало… Дом разбомбили, машина сгорела, мужа забрали в армию… Тут она заплакала, но быстро справилась. Врач услышал и понял слова про неделю в пути и всё остальное, и тоже на секунду, на полсекунды – дрогнул. Я знаю, что в этот момент мы все хотели подарить ей эту раскладушку, закрыть тихонько дверь и на цыпочках уйти… Но момент прошёл.
Медицинские параметры, сказал врач, в порядке. Надо поесть горячего, попить чаю побольше Всё в порядке, ей сказали, всё поправимо. Кроме непоправимого.
И вот уже она встаёт и на прощанье обнимает всех – и врача, и докторшу, и меня. Мы с ней побыли пять минут, ничего толком не сделали – и она нас обнимает, как родных.
Я буду её помнить, это точно.
Люба Гурова
