К нему стояли в очереди за произведениями лучшие исполнители того времени. Но не все и не всегда удостаивались такой почести. Есть музыканты, которых причисляют к «кругу Шнитке»: Гидон Кремер и Юрий Башмет, Мстислав Ростропович и Геннадий Рождественский; таллинский дирижёр Эрик Класс и советский и немецкий скрипач Марк Лукоцкий. Шнитке для них писал и много им посвятил.
Есть интересное свидетельство Юрия Башмета, почему Шнитке писал, например, для Гидона Кремера, но не писал для Владимира Спивакова: «Володя – популист, он работает на массы. Альфреду это противно. Идеал скрипача для него – это Гидон. А Гидона и Володю невозможно поставить на одну доску, они разные во всём».
Речь тут идёт не о капризе, а о принципиальности. Эта черта характера проявлялась у него с детства.
Немецкое детство
Родители Шнитке между собой говорили по-немецки, и первым языком композитора стал немецкий. Это было обусловлено происхождением и историей его родителей. Его мать, Мария Иосифовна Фогель (1910−1972), происходила из немецких колонистов, переселившихся в Россию в 1765 году; она работала учительницей немецкого языка. Отец будущего композитора, Гарри Викторович Шнитке (1914−1975), родился в еврейской семье во Франкфурте-на-Майне, куда его родители перебрались из Либавы (Лиепаи) в 1910 году. В 1927 году он вместе с родителями переехал в Москву, а затем в 1930 году – в Покровск (ныне Энгельс). Здесь Гарри Шнитке вступил в ВКП(б), работал журналистом в советских немецких изданиях. Здесь же 24 ноября 1934 года родился их старший сын Альфред.
В 1943 году отца призвали на фронт, а Альфреда с младшим братом (впоследствии поэтом, прозаиком и переводчиком Виктором Шнитке) отправили в Москву, где они жили у деда и бабушки по отцовской линии – инженера Виктора Мироновича (1887−1956) и Теи Абрамовны (урождённая Кац, 1889−1970), работавшей редактором в Государственном издательстве иностранной литературы. Она занималась немецкой филологией и переводами на немецкий язык, была автором учебника «Грамматика немецкого языка» (вместе с Э. Б. Эрлих, 1963). Рассказы и корреспонденция Гарри Викторовича Шнитке с фронтов Второй мировой войны печатались в газете «Большевик» на русском языке.
В 1946 году, после окончания Великой Отечественной войны, Гарри Шнитке был командирован в Вену для работы переводчиком в австрийской газете Österreichische Zeitung. Газета издавалась советскими оккупационными властями для австрийцев на немецком языке. Альфред видел, как отцу приходилось лавировать между правдой и коммунистическими принципами. Всё это обсуждалось дома на немецком языке. Впоследствии он обращался к матери по-немецки, а к отцу по-русски.
О своём детском отношении к музыке композитор рассказал в беседах с Дмитрием Шульгиным.
«Помню, что в 1941 году я был в гостях у дедушки и бабушки и меня повели в ЦМШ сдавать вступительный экзамен. Я его не прошёл. Меня то ли не приняли, то ли взяли в подготовительный класс, но началась война, я вернулся домой, и никакой музыки не было. В 45−46 году всем вернули конфискованные на время войны приёмники, и я стал слушать музыку, причём предпочитал оперы. И если вспомнить первые мои попытки не то что сочинять, а скорее фантазировать (нот я тогда не знал), то это были какие-то неопределённые оркестровые представления,… возникающие под влиянием прослушанной „Шехеразады“ или „Испанского каприччио“. Классическое же музыкальное образование началось в Вене, в 1946 году».
Музыка превыше всего
По возвращении в Москву в 1948 году мать и отец устроились на работу в редакцию газеты «Neues Leben». Отец занимался переводами советской литературы на немецкий язык для издательства литературы на иностранных языках «Прогресс». А Альфред Шнитке продолжил своё музыкальное образование. С 1949 по 1953 год он занимался на дирижёрско-хоровом отделении Музыкального училища имени Октябрьской революции (ныне Московский государственный институт музыки имени А. Г. Шнитке). Затем поступил в Московскую консерваторию, которую окончил в 1958 году по классу композиции у композитора Евгения Голубева. Затем была аспирантура.
«Этот период я бы охарактеризовал как время неудачных попыток войти в дружеские отношения с Союзом композиторов, как время, когда я написал, наверное, самое худшее своё сочинение „Песни войны и мира“, – рассказывает Альфред Шнитке. – Мне была заказана „Поэма о космосе“, шла речь о двух операх с двумя театрами – „всего лишь“ с Большим и Станиславского. У последнего – это должна была быть опера про негров, а в Большом – про борьбу за мир. В результате я должен был примирить какие-то свои музыкальные поиски с официальными сюжетами, а это, конечно, оказалось невозможным».
С 1961 по 1972 год Шнитке преподавал инструментовку и чтение партитур в Московской консерватории. Все эти годы он, конечно, писал, но в стол. До 1976 года имя Альфреда Шнитке было известно разве что узкому кругу специалистов. Вот что он сам говорит об этом периоде:
«Это было время нового обучения после консерватории. Большое влияние на многих и, в том числе, на меня оказал тогда же Гершкович (Филипп Гершкович (1906−1989) – австрийский и российский композитор, педагог, музыковед, и пропагандист „новой венской школы“ – Ред.). Общаясь с ним и подвергаясь язвительным нападкам с его стороны, я неоднократно получал „удар хлыстом“, заставлявший меня не слишком засиживаться на том или ином техническом приёме. При этом важно было и то, что Гершкович влиял не столько как человек технологического склада, сколько как человек с мощным эстетическим инстинктом, помогавшим ему находить точные и лаконичные характеристики художественной стороны нашего творчества».
Такие учителя помогли Альберту Шнитке найти свой путь и свой собственный стиль в музыке. В своих сочинениях Альфред Шнитке отразил главные противоречия своего времени, дисгармонию советского общества на рубеже его развала, уродство его политической морали. Любовь и ненависть, жизнь и смерть, страсть и опустошённость – всё, что ассоциируется с Достоевским в литературе, присуще музыкальным сочинениям Альфреда Шнитке.
Традиции и фольклор
Настоящая музыка всегда наднациональна. Альфред Шнитке в одном из интервью признался, что у него «нет какой-то личной возможности привиться к определённому национальному дереву», поскольку он «не русский, а полунемец, полуеврей, родина которого – Россия». Псевдопатриотизм ему был чужд: «Я не хочу впоследствии извиняться за то, что я не русский. Не хочу делать вот таких извинительных уступок. Мне кажется неестественным и неорганичным, когда обрусевшие нерусские становятся показными патриотами».
Как отмечают все, кто с ним работал, основной чертой сочинений Альфреда Шнитке является чётко прослеживаемая линия человеческих эмоций и ощущений. Но этого невозможно добиться пусть высокой, но голой техникой. Вот как высказывался об этом сам композитор:
«Конечно, можно сидеть по десять, двенадцать часов в день за столом, тщательно подгонять друг к другу транспозиции серий, рассчитывать фактуру, тембры и всё остальное и этим довольствоваться, полагая, что это и есть сочинение музыки, но, по-моему, это безусловное уклонение от той главной ответственности, которая лежит на композиторе и которая заключается в том, что всё, что он пишет, он должен найти сам».
Мстислав Ростропович, исполнявший в Берлине в ноябре 1990 года новый виолончельный концерт Альфреда Шнитке, высоко оценил то, что композитор «нашёл сам»: «Самое замечательное в Шнитке – всеобъемлющий, всеохватывающий гений. Он охватывает всё, что нужно. Сейчас строят современные мосты, используя там и металл, и пластик – всё, что выдумали люди. Вот и Шнитке – он использует всё, что было выдумано до него. Использует как палитру, как краски. И всё это настолько органично: скажем, диатоническая музыка соседствует с усложнённой атональной полифонией. И это мне кажется совершенно невероятно индивидуальным».
Когда же у Ростроповича спросили его впечатление от нового «Виолончельного концерта» Шнитке – по сравнению с той бездной виолончельных сочинений, которые ему приходилось играть, артист ответил: «Влюблён, влюблён. Нечего сравнивать! У меня в жизни была не одна женщина, и я их всех любил».
Отношение к своей музыке
Мы процитировали достаточно высказываний Альфреда Шнитке, чтобы показать, насколько он был самокритичен, как композитор, и легко раним, как человек. Эти качества хорошо проявились также в его отношении к слушателям его музыки. «Мне хочется, чтобы её слушали, относились к ней хорошо. Но вместе с тем, мне не хотелось бы навязывать её кому-нибудь, и поэтому пропагандировать её я не в состоянии. И только в том случае, если к ней есть интерес, я с радостью стараюсь сделать что-то в этом направлении», – говорил он.
Шнитке написал много сочинений самых разнообразных жанров. При оценке интенсивности его работы следует учесть слабое здоровье этого гениального человека: оно часто и надолго отрывало его от творчества. 21 июля 1985 года на фестивале в Пицунде у Шнитке случился первый инсульт. В Пицунду срочно прилетели врачи Леонид Рошаль и Александр Потапов из Института нейрохирургии имени Бурденко, они констатировали обширное кровоизлияние в мозг и трижды фиксировали клиническую смерть, однако через два месяца Шнитке вышел из больницы.
После того, как Берлинская научная коллегия предоставила Альфреду Шнитке стипендию, он с женой с октября 1989 года по лето 1990 года жил и работал в центре Западного Берлина.
В ноябре 1990 года Шнитке и его жена получили немецкое гражданство. В виде исключения ему было позволено сохранить советское гражданство, а вместе с этим и контакты с Россией, которую он считал своей родиной. Они переехали в Гамбург, где сняли квартиру на Магдалененштрассе. Альфред Шнитке начал преподавать в Институте музыки и театра, а также в Гамбургской высшей школе музыки. Здесь 19 июля 1991 года Шнитке постиг второй инсульт, но после операции Шнитке быстро поправился, так что 20 сентября был уже дома, не пожелав пройти курс реабилитации.
Альфред Шнитке продолжал интенсивно работать. Вот короткий перечень сочинений за последующие три года: 1992 год – Симфония № 6 в 4 частях; 1993 год – Симфония № 7 в 3 частях; 1994 год – Симфония № 8 в 5 частях.
Смерть и похороны
В последние годы своей жизни Альфред Шнитке часто болел. Приступы следовали один за другим. Вот что вспоминает немецкий пианист и дирижёр Юстус Франц (Justus Franz).
«Однажды ночью с Альфредом Шнитке случился удар. А я тогда только вернулся вместе со Спиваковым с нашего фестиваля в Москве. И вот на моей двери вижу надпись по-русски: „Помогите“. Когда я пришёл к ним, жена Альфреда спросила: „Что же теперь делать? В больнице к нам отнеслись не очень доброжелательно“. В три ночи я поехал туда, и врач сообщил мне, что шансы ничтожны, и Шнитке, скорее всего, умрёт. Я ему сказал: „Дорогой доктор, теперь вы – часть музыкальной истории“. Тут же начал обзванивать других известных докторов и ректоров медицинских университетов, и все они давали мне номер того врача, который не очень верил в успех. Но именно он в итоге оказался самым лучшим. После выздоровления Шнитке написал ещё много всего: „Доктора Фауста“, последнюю симфонию. Альфред был мне очень благодарен и посвятил мне свою Третью фортепианную сонату».
В июне 1994 года у Шнитке происходит третий инсульт, самый тяжёлый по своим последствиям. Отказали правая рука и правая нога, но главное – он уже не мог говорить, и речь к нему так и не вернулась. Свой 60-летний юбилей 24 ноября 1994 года он встретил в госпитале Пиннеберга, под Гамбургом, отныне ставшем его вторым домом; здесь он принимал поздравления от друзей и почитателей его творчества.
Альфред Шнитке не сдавался, сохранял творческую активность, писал ноты левой рукой. В 1994 году он написал Концерт для скрипки, альта, виолончели и струнных с фортепиано в 4 частях; в 1997 году – Концерт для альта № 2 (не опубликован; находится на стадии расшифровки); в 1997−1998 годах – Симфонию № 9 в 3 частях.
4 июля 1998 года композитор с очередным обширным инсультом был помещён в госпиталь, где и скончался. Отпевание проходило в Москве, в церкви Иоанна Воина на Якиманке.
Альфред Шнитке похоронен на Новодевичьем кладбище. На его могиле установлен памятник в форме массивного валуна. По центру камня вырезан сквозной латинский крест, обрамлённый изнутри бронзой.
Виктор Фишман
