В 1789 году, тёплым июльским вечером, ближе к ночи, к Берлину со стороны Бранденбургских ворот подъехала коляска. В ней сидел Карамзин, возвращавшийся из Потсдама. Чтобы въехать в город, ему пришлось объяснить страже цель приезда в прусскую столицу. «Городские ворота были уже затворены, – писал Карамзин, – однако ж нас впустили».
Берлин был одним из многих городов, которые писатель посетил во время своего путешествия в Европу, предпринятого в 1789−1790 годах. Результатом поездки стали знаменитые «Письма русского путешественника». Появление их в печати сделало Карамзина известным литератором. Некоторые филологи считают, что с этой книги началась современная русская литература.
В Берлине писатель остановился в трактире на существующей и сегодня Брюдерштрассе, улице длиной около 100 метров, расположенной и сегодня в южной части Музейного острова недалеко от канала Шпрее. При заселении потребовалось заполнить анкету, что немало удивило Карамзина. Зато хозяин с важным видом объяснил, что завтра о приезде русского путешественника будет объявлено в газетах. Так Карамзин стал первым русским туристом, официально зарегистрированным в Берлине.
В гостях у книгоиздателя Николаи
Точно известно, что Карамзин побывал в историческом доме, который до сих пор стоит на Брюдерштрассе под номером 13 и носит название Nicolaihaus. Он построен в 1674 году и сегодня имеет статус исторического, считаясь одним из немногих берлинских зданий в стиле классического барокко, сохранившихся до наших дней.
Русский писатель был приглашён в гости к владельцу дома, широко известному немецкому литератору и книгоиздателю Фридриху Николаи (Friedrich Nicolai), которого знали и в России. В частной библиотеке Николаи было около 16 000 книг.
Внешний вид здания, как утверждают историки, с тех лет мало изменился, а значит, почти таким его видел Карамзин. К слову, здание стоило тогда 32 000 талеров (в пересчёте на нынешние цены – около 4 млн евро). Уже тогда это красивое строение называли Nicolaihaus по имени его владельца. На первом этаже находилось издательство Николаи, которое располагалось здесь до конца XIX века. Оно «дожило» до наших дней и существует сегодня под историческим названием Nicolai Verlag.
В «Записках путешественника» русский писатель потом рассказывал, что с Николаи они говорили о литературе, о путешествиях, о иезуитах. Эти ярые сторонники католицизма, утверждал Николаи, «всеми силами стараются снова овладеть Европою, обольщая легковерных людей пышными обещаниями, между учёными и неучёными, между пасторами и солдатами. Дух католицизма не терпит никакой свободы в умствованиях и налагает цепи на разум».
Оставляя собеседнику право на собственное мнение, Карамзин, тем не менее, заметил, что яростная критика католиков нередко выплёскивается через край и под её ударом вдруг оказываются «почтеннейшие мужи Германии лишь за то, что они сомневаются в существовании тайных иезуитов и в том, чтобы католики могли ныне быть опасны протестантам». «Если некоторые зашли слишком далеко, я не виноват», – ответил Николаи Карамзину.
К приезду русского писателя Nicolaihaus был отремонтирован и стал одним из лучших в округе. Верхние этажи сдавались. Здесь в разное время жили многие исторические фигуры немецкой культуры: поэты, писатели, композиторы, важные персоны городского масштаба. Об этом напоминают шесть памятных досок. Гостями этого дома были такие знаковые для немецкой культуры персоны, как архитектор Карл Фридрих Шинкель (Karl Friedrich Schinkel) и художник-график, скульптор Иоганн Готфрид Шадов (Johann Gottfried Schadow).
Сегодня здесь находится Берлинское отделение Международного совета по сохранению памятников и достопримечательных мест (ICOMOS). Именно ICOMOS даёт оценку объектам, предлагаемым к включению в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.
Славная Липовая улица
Карамзин прекрасно говорил по-немецки, общался с берлинцами не через переводчика, и тем ценнее его воспоминания. В своих письмах он оставил весьма любопытные описания Берлина тех лет. Первое впечатление нельзя назвать приятным. «Лишь только вышли мы на улицу, я должен был зажать себе нос от дурного запаха: здешние каналы наполнены всякою нечистотою. Для чего бы их не чистить? Неужели нет у берлинцев обоняния? – Мой знакомый повёл меня через славную Липовую улицу (Унтер-ден-Линден), которая в самом деле прекрасна. В средине посажены аллеи для пеших, а по сторонам мостовая. Чище ли здесь живут, или испарения лип истребляют нечистоту в воздухе, – только в сей улице не чувствовал я никакого неприятного запаха. Домы не так высоки, как некоторые в Петербурге, но очень красивы. В аллеях, которые простираются в длину шагов на тысячу или более, прогуливалось много людей».
В дальнейшем обоняние русского литератора, видимо, освоилось с местными ароматами, поскольку иначе как прекрасным Карамзин Берлин не называет. И даже защищает его жителей, когда слышит о них нелицеприятные высказывания: «Берлин по справедливости можно назвать прекрасным; улицы и домы очень хороши. К украшению города служат также большие площади: Вилъгелъмова, Жандармская, Дёнгофская (ныне Marion-Gräfin-Dönhoff-Platz. – „РГ/РБ“) и проч. На первой стоят четыре большие мраморные статуи славных прусских генералов: Шверина, Кейта, Винтерфельда и Зейдлица».
Карамзин провёл в Берлине около десяти дней. За это недолгое время он успел составить себе мнение о нравственности местных жителей, которая, как он писал, «прославлена отчасти с худой стороны. Говорят, что в Берлине много распутных женщин; но если бы правительство не терпело их, то оказалось бы, может быть, более распутства в семействах – или надлежало бы выслать из Берлина тысячи солдат, множество холостых, праздных людей, которые, конечно, не по Руссовой системе воспитаны и которые по своему состоянию не могут жениться».
Пиво «не полюбилось»
Русский путешественник отметил, что берлинские граждане «трудолюбивы, и что самые богатые и знатные люди не расточают денег на суетную роскошь и соблюдают строгую экономию в столе, платье, экипаже и проч. Я видел старика, едущего верхом на такой лошади, на которой бы, может быть, и я постыдился ехать по городу, и в таком кафтане, который сшит, конечно, в первой половине текущего столетия. Нынешний король живёт пышнее своего предшественника; однако ж окружающие его держатся по большей части старины. В публичных собраниях бывает много хорошо одетых молодых людей; в уборе дам виден вкус».
Карамзин посетил Королевскую библиотеку, которая потрясла писателя своими размерами. Особенно впечатлило его «богатое анатомическое сочинение с изображениями всех частей человеческого тела».
В театре, посмотрев драму Августа фон Коцебу (August von Kotzebue) «Ненависть к людям и раскаяние», Карамзин был «приятно растроган» и «плакал как ребёнок».
Писатель побывал в «Зверинце» (так он назвал парк Тиргартен). «Он, – писал Карамзин, – простирается от Берлина до Шарлоттенбурга и состоит из разных аллей: одне идут во всю длину его, другие поперек, иные вкось и перепутываются: славное гульбище!»
В одном из ресторанчиков угостился «белым пивом», которое ему, однако, «очень не полюбилось». Неужто писателю пришлось не по душе Weissbier? Но спустя 50 лет с Карамзиным согласился и побывавший в Берлине Тургенев. Наверное, тогдашний напиток был сварен не по Закону о чистоте пива, принятому в Баварии ещё в 1516 году. Ведь сам закон распространился на всю Германию только в начале XX в.
Александр Попов
