Организаторы постарались создать торжественное зрелище. Йозеф Геббельс (Joseph Goebbels) похлопотал: вздымались знамёна, били барабаны, звучали патриотические песни и «огненные речёвки», с площади шла прямая радиотрансляция. На площади и прилегающих улицах собрались до 40 тысяч человек.
«Акция против негерманского духа»
Это было не событие одного дня, а развёрнутая «просветительская кампания», которая началась месяцем раньше. 10 мая стало финалом так называемой «Акции против негерманского духа». В рамках первой части программы 12 тезисов акции публиковались в газетах, вывешивались на плакатах, распространялись в виде листовок по городу и в университетах. Второй этап был обозначен как сбор «подрывной литературы» у студентов и в их семьях, обыски библиотек и книжных магазинов и доставка их в специальные места для «очищения огнём» и принятия «присяги». Этот этап и завершился 10 мая.
Книжное аутодафе состоялось тем вечером не только в Берлине. Книги жгли в ещё 21 городе и 34 университетах Германии. По всей стране были преданы огню десятки тысяч книг неугодных авторов. Акция была нацелена прежде всего против германских евреев, но в списки неугодных попали и писатели из других стран, включая СССР.
Исторически акция связывалась с тезисами Мартина Лютера (Martin Luther), давшими толчок германской Реформации, и сожжением «вредных» книг на праздновании её трёхсотлетия в октябре 1817 года в замке Вартбург. Тогда члены Всегерманского студенческого союза (бурши), стоявшие за объединение раздробленной тогда Германии в единое государство, при факелах, речах студентов и профессоров предали сожжению сочинения несогласных с ними писателей и поэтов, в том числе «Историю германского народа», известного немецкого литератора, драматурга и политического деятеля Августа фон Коцебу (August von Kotzebue), стоявшего за союз Германии и России.
Что увидел Роман Гуль
За книжным аутодафе в Берлине наблюдал эмигрант, бывший офицер Добровольческой белой армии Роман Гуль, журналист и литератор.
«Сожжение, – писал он, – было устроено на красивой квадратной площади Оперы, прямо против старого Берлинского университета, где ещё витали тени Гегеля, Шеллинга и других „учителей человечества“.
Толпа чудовищная. Тревожно и разноголосо гудят сгрудившиеся автомобили, где-то, потеряв терпение, названивают застопорившиеся трамваи, всё ночное движение пришло в замешательство. На тротуарах к домам жмётся толпа. А по мостовой густыми колоннами маршируют, идут на Унтер-ден-Линден – коричневые рубахи с хакенкрейцами (свастиками. – Ред.) на рукавах, с дымными, красноватыми факелами в руках. Ногу отбивают, как чугунные. В унисон поют национал-социалистическую песню с припевом: Blut muss fliessen! Blut muss fliessen! („Кровь должна потечь“).
Мы всё-таки протиснулись, прошли на Унтер-ден-Линден поближе к костру. Оранжево вздрагивая в окнах старинных домов, всё кровавей разгоралось пламя громадного костра перед университетом. Бой барабанов, взвизги флейт, гром военных маршей. В темноте мечутся снопы сильных прожекторов. И вдруг, подняв правую руку к огнедышащему небу, толпа запела „Знамёна ввысь!“. А когда песня Хорста Весселя в темноте замерла, от костра, в красноту ночи необычайной мощности громкоговоритель прокричал:
– Я предаю огню Эриха Марию Ремарка!
По площади прокатился гуд одобрения, хотя, думаю, вряд ли „площадь“ читала „На Западном фронте без перемен“. Под этот многотысячный гул с грузовиков чьи-то красноватые (от огня) руки – множество рук! – стали сбрасывать в пылающий костёр книги, и пламя внезапным прыжком поднялось в ночную тьму, и, как живые, закружились горящие страницы книг.
Общее ликование. И – с точки зрения зрелищной – это, пожалуй, захватывающе, как океанская буря, землетрясение, потоп, как извержение лавы тёмных человеческих страстей. Это было вроде разгула озверелой нашей солдатчины в Октябре. Только там – взрыв анархо-нигилистического разрушения мира. А тут – иная варварская сила – всемирного порабощения. Это совсем не вчерашняя свободная Германия, это взломали культуру страны вырвавшиеся из общественной преисподней варвары.
– Я предаю огню Людвига Ренна!
Гул одобрения, но меньший, чем при сожжении Ремарка.
– Я предаю огню еврея Альфреда Керра!
Крики ликованья! За Керром – Генрих Манн, Франц Верфель, Леонард Франк, громкоговоритель не успевал оповещать о сожжённых. Из русских подверглись сожжению Зощенко, Кузмин, Сологуб.
В небе, освещённом заревом костра, над площадью, как стая птиц, летали огненные страницы. Люди подхватывали обгорелые куски. Какая-то немка прятала в сумочку, вероятно, на память. Поймал и я полусожжённый лист, но малоинтересный, из книги Берты Зуттнер „Долой оружие!“. Старушка, вероятно, и не мечтала о столь пышной рекламе, устроенной ей доктором Геббельсом».
В сентябре 1933 года в Германии была создана Имперская палата культуры. Спустя несколько лет она контролировала работу подавляющего числа, редакций, издательств, типографий и книжных магазинов. Публиковаться разрешалось только после регистрации в Палате.
Одним из «сожжённых» авторов был виднейший немецкий поэт XIX века Генрих Гейне (Heinrich Heine). В своей пьесе «Альманзор» они написал знаменитое пророчество: «Там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей».
Сегодня в брусчатку Бебельплац вмонтирована мемориальная плита из небьющегося стекла. Сквозь него в подземном бункере на глубине несколько метров видны пустые книжные полки. Мемориал называется «Утонувшая библиотека».
В наши дни 10 мая отмечается в Германии как День книги. Расположенный в Потсдаме под Берлином Центр Мозеса Мендельсона в 2008 году приступил к изданию «Библиотеки сожжённых книг». В плане – около 120 наименований, большинство уже напечатано. Часть тиража разослана по немецким школам.
Не только в Германии
Нередко думают, что варварское деяние, свершенное нацистами в 1933 году, было исключительным событием. Но это не так.
Книги сжигали ещё в дохристианскую эру в Китае, одно из самых ранних упоминаний относится к 221 году до н. э. Это событие вошло в китайскую культуру как «сожжение книг и погребение книжников». В христианскую эру сжигались «колдовские книги». Во времена Средневековья Католическая церковь неоднократно публично уничтожала Талмуд за «искажение слова Божиего». Не остался в стороне и буддизм, в истории которого есть факты уничтожения книг с целью отринуть «устаревшую символику и образы».
Во Флоренции XV веке охваченный жаром борьбы за очищение церкви и светскую нравственность итальянский монах Савонарола организовал сожжение на так называемых «кострах тщеславия» неугодных ему книг, а также греховных, по его мнению, предметов светского обихода, таких как игральные карты и кости, дорогая одежда, музыкальные инструменты, духи и прочие предметы роскоши.
В испанской Гранаде кардинал-инквизитор Хименeс де Сиснерос (Jiménez de Cisneros) уничтожил в огне большинство арабских манускриптов, включая Коран. Об этом сокрушался выходец из еврейской семьи Генрих Гейне.
Епископ мексиканского Юкатана инквизитор Диего де Ланда в 1562 году сжёг на костре все известные ему тогда литературные памятники майя, содержавшие веками накопленные сведения в области истории, медицины, архитектуры и астрономии.
В XVII веке во времена реформ Патриарха Никона в России сжигали книги старообрядцев. Оставшиеся после сожжения в немалых количествах медные застежки фолиантов пошли на армейские нужды.
Уничтожаются книги и в наше время – идут в переработку. Но многие книги изымаются из библиотек и магазинов по идеологическим причинам.
Александр Попов
