Специально переоборудованный под судебное заседание зал театра в Израильском доме народа в утро последнего заседания был заполнен до отказа. Полицейские заняли пространство между сценой, на которой находилась будка из пуленепробиваемого стекла для обвиняемого, столы для защиты, обвинителя и стенографисток.
Хотя шёл проливной дождь и по Иерусалиму гулял холодный ветер, сотни интересующихся столпились перед входом, который был огорожен шлагбаумами.
Заседание должно было начаться в восемь утра, и к этому времени Эйхман уже сидел в будке в окружении двух крепких охранников. Лицо у него было белое, губы сжаты. Время шло, а судьи всё не появлялись. Напряжение достигло неимоверного уровня.
Четырьмя днями ранее суд признал Адольфа Эйхмана, «еврейского советника» гестапо и самого важного организатора массового убийства шести миллионов евреев, виновным по всем пунктам обвинения: в преступлениях против человечности, преступлениях против еврейского народа и военных преступлениях. Уголовно-процессуальное законодательство Израиля, основанное на британской модели, предусматривает оглашение приговора только после вынесения обвинительного приговора.
13 декабря 1961 года главный обвинитель Гидеон Хауснер (Gideon Hausner) потребовал смертной казни, в то время как адвокат Эйхмана Роберт Серватиус (Robert Servatius) повторил, что Эйхман только выполнял приказы и, следовательно, невиновен.
В Израиле обсуждались различные варианты: смертная казнь, которая фактически отменена в Израиле и допустима только в исключительных случаях, пожизненное заключение или экстрадиция, например, в ФРГ с условием, что Эйхмана никогда не выпустят из тюрьмы.
С опозданием в 15 минут в зал вошли председатель суда Моше Ландау (Moshe Landau) и его ассистенты Бенджамин Халеви (Benjamin Halevi) и Ицхак Раве (Yitzhak Raveh).
Ландау кратко остановился на доводах, выдвинутых Гидеоном Хауснером по сути обвинительного приговора. Он поставил под сомнение главный вывод, что суд должен вынести смертный приговор. «Аргументы, – сказал Ландау, – недостаточно сильны, чтобы заставить нас интерпретировать закон в отягчающем смысле». Ведь Адольф Эйхман лично никого не расстреливал и не бросал в газовые камеры.
По залу пронёсся ропот. «Мы исходим из того, – продолжал Ландау, который сам, как и двое его коллег-судей, вынужден был бежать от нацистов и эмигрировал из Германии в Палестину в 1933 году, – что наказание принимается по нашему усмотрению. Преступления, совершённые Эйхманом, ужасны, беспрецедентны по своему характеру и размаху. Преступления против еврейского народа были направлены на уничтожение всего народа».
За этим последовало решающее предложение: «Есть основания полагать, что такие комплексные преступления, как и преступления против человечности, оценить труднее, чем сумму отдельных преступлений против личности, из которых они состоят».
Затем Ландау вернулся к ответственности Эйхмана. «Каждый поезд с тысячами человек, который подсудимый отправлял в Освенцим или к другому месту уничтожения, означает, что подсудимый непосредственно участвовал в тысяче преднамеренно спланированных убийств», – сказал Ландау. В конце он зачитал ту же фразу, которая содержалась в обвинительном приговоре четырьмя днями ранее: «Юридическая и моральная ответственность Эйхмана за эти кровавые акты не меньшая, чем ответственность тех, кто лично бросил жертвы в газовые камеры концлагерей. Даже если признать, что обвиняемый действовал лишь в „слепом повиновении“, с учётом масштаба преступлений его можно приговорить только к высшей мере наказания».
«Сбор доказательств показал, – заключил Ландау, – что обвиняемый внутренне отождествлял себя с отданными приказами. Совершенно неважно, как произошло это отождествление и как он сделался зрелым идеологическим исполнителем этого режима».
Все в зале поняли, что имел в виду Моше Ландау. Перед оглашением приговора Адольф Эйхман сделал своё последнее заявление перед судом: «Моя вина – моё послушание», – сказал он.
После этого Ландау сказал: «Суд приговаривает Адольфа Эйхмана к смертной казни». Судья указал, что Эйхман может подать апелляцию в течение десяти дней. Охранники отвели подсудимого обратно в его камеру. Адвокат Роберт Серватиус сразу же обратился к секретарю суда.
«Спаситель еврейского народа»
При допросах Адольф Эйхман упирал на то, что делал всё возможное «для спасения еврейского народа». И использовал для этого факты из своей биографии.
Эйхман родился в 1906 году в Золингене. С детства он состоял в Обществе христианской молодёжи, затем из-за недовольства его руководством перешёл в группу «Гриф» общества «Юные туристы», которое входило в Молодёжный союз. За маленький рост, тёмные волосы и «характерный» нос друзья называли его «маленький еврей» До 4-го класса (1913−1917) в Линце он посещал ту же самую начальную школу, в которую раньше ходил Адольф Гитлер (Adolf Hitler). Затем Эйхман поступил в Государственное реальное училище имени кайзера Франца-Иосифа. В 1921 году, в возрасте 15 лет, он поступил в государственное Высшее федеральное училище электротехники, машиностроения и строительства, где проучился четыре семестра
В 1927 году друзья семьи Адольфа Эйхмана, которые имели связи в военной среде, привели молодого человека в молодёжное отделение Германско-австрийского объединения фронтовиков. Большинство членов союза были настроены монархически. Отсюда уже был прямой путь в австрийскую Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (НСДАП), куда он вступил по рекомендации будущего начальника Главного управления имперской безопасности СС Эрнста Кальтенбруннера (Ernst Kaltenbrunner) в апреле 1932 года. Вскоре Эйхман переехал из Линца в Баварию.
Там он работал начальником штаба связи рейхсфюрера СС, писал письма и отчёты в Мюнхен в управление Генриха Гиммлера (Heinrich Himmler). К этому времени он получил звание унтер-офицера. В 1934 году штаб упразднили, Эйхмана перевели в батальон полка «Германия» в Дахау, где он служил до сентября 1934 года. В 1936 году Эйхман получил звание обершарфюрера, а в 1937 году – гауптшарфюрера СС.
С 26 сентября по 2 октября 1937 года Эйхман сопровождал своего шефа, обершарфюрера СС Герберта Хагена (Herbert Hagen) в Палестину. Целью поездки, организованной по приглашению представителя военной еврейской организации «Хагана» Файвеля Полькеза (Feivel Polkes), было ознакомление с «еврейской колонизаторской работой».
Полькез одновременно был начальником резидентуры фашистской разведки в Палестине и Сирии и получал деньги непосредственно от Гиммлера. Однако намеченной цели Хаген и Эйхман не достигли из-за отказа английского генерального консульства в Каире выдать им разрешение на въезд в подмандатную Палестину. В результате 10 и 11 октября 1937 года Полькез встретился с Хагеном и Эйхманом в Каире и поделился с ними информацией о готовящихся покушениях на жизнь ведущих национал-социалистических политиков, чтобы в свою очередь обсудить возможность эмиграции немецких евреев в Палестину.
Неприкрытая жестокость
Необходимая, по мнению Эйхмана, очистка страны от евреев («деиудаизация Германии») могла иметь место только в том случае, «если евреи в Германии потеряют основу жизни, то есть возможность заниматься хозяйственной деятельностью». Эйхман предложил систематическую арианизацию: «Самый эффективный способ лишить евреев чувства безопасности – это гнев народа, который предаётся беспорядкам». В целом было важно, по его мнению, «содействовать эмиграции в районы, где евреи не могут навредить рейху», то есть в страны, не обладающие высоким уровнем культуры, и где они «могут выжить только упорным трудом». Он рассматривал некоторые государства в Южной Америке и Палестине и рекомендовал Главному управлению имперской безопасности СС продвигать еврейскую эмиграцию в такие районы.
Вместе со своим заместителем Алоизом Бруннером (Alois Brunner) он создал в Вене центральное управление еврейской эмиграции, которое руководило принудительной высылкой еврейского населения из Австрии. В марте 1939 года ему было поручено создать такую же структуру в Праге.
Но венские «успехи» (150 000 евреев были изгнаны примерно за 18 месяцев) в Праге повторить не удалось: отчасти из-за начала войны и из-за того, что всё меньше и меньше государств были готовы принять беженцев. Например, Мадагаскар и польский город Ниско отказались принимать евреев.
Именно эти факты – как попытки спасения евреев от геноцида – приводил защитник Эйхмана на судебном процессе в Иерусалиме.
В июле 1941 г. в рамках реструктуризации РСХА и в результате запрета на эмиграцию евреев (осень 1941 г.) отдел Эйхмана был переименован в IV B 4. В качестве начальника отделов IV D 4 и IV B 4 он отвечал за всю организацию депортации евреев из Германии и оккупированных европейских стран. Он координировал планы железнодорожных перевозок, следил за соблюдением расписания и за тем, чтобы поезда, перевозившие людей в гетто и концлагеря, использовались на полную мощность.
«Окончательное решение еврейского вопроса» было согласовано на Ваннзейской конференции, проходившей 20 января 1942 года в берлинском районе Ваннзее, на вилле Марлье, когда Вторая мировая война уже была в разгаре. Протокол конференции вёл лично Эйхман (подробнее см. в «РГ/РБ» №3/2022).
Таким образом, он нёс прямую ответственность за экспроприацию, депортацию и убийство около шести миллионов евреев.
Смертная казнь
Судебное расследование по преступлениям Эйхмана началось в Иерусалиме в апреле 1961 года. За год до этого израильские агенты похитили скрывавшегося под другим именем Эйхмана и доставили его из Аргентины в Иерусалим (в «РГ/РБ» № 38/2021 рассказывались новые подробности этого похищения).
Апелляция защитника Роберта Серватиуса с просьбой о помиловании, направленная в адрес президента Израиля Ицхаку Бен-Цви (Jizchak Ben Zwi), была отклонена.
В ночь с 31 мая на 1 июня 1962 года решение израильского суда было приведено в исполнение: в тюрьме израильского города Рамла Адольф Эйхман был повешен.
Последними словами Эйхмана были: «Да здравствует Германия! Да здравствует Аргентина! Да здравствует Австрия! С этими тремя странами связана вся моя жизнь, и я никогда не забуду их. Я приветствую свою жену, семью и друзей. Я готов. Мы скоро увидимся, такова судьба человечества. Я умираю с верой в Бога».
После повешения тело Эйхмана было сожжено, а пепел развеян над Средиземным морем за пределами территориальных вод Израиля.
За всю историю Израиля Адольф Эйхман был единственным человеком, казнённым по приговору государственного суда.
Виктор Фишман
Сюжетный ряд
У Адольфа Эйхмана и его жены Вероники (Веры) (1909−1997) родилось четверо сыновей, двое из них сейчас живы. Их имена: Клаус (1936−2015), Хорст Адольф (1940−2015), Дитер Хельмут (1942) и Рикардо Франциско (1955). Все четверо родились в разных городах и странах: в Берлине, Вене, Праге и Буэнос-Айресе.
После бегства в Аргентину Эйхман говорил своим сыновьям, что он их дядя Рикардо Клемент – из соображений безопасности. И только незадолго до того, как израильская разведка похитила Эйхмана-старшего, он во время ссоры с сыном Хорстом признался, что является их отцом, добавив, что «устал скрываться».
Клаус поневоле сыграл ключевую роль в раскрытии и, как следствие, похищении собственного отца. Клаус ещё в 1956 году в Аргентине начал встречаться с Сильвией Херманн, чей отец в итоге заподозрил, что молодой человек может быть сыном того самого Эйхмана. Херманн сообщил о своём предположении в судебные органы Германии, дальше начались многочисленные проверки, которые длились почти четыре года и завершились удачной операцией по поимке Адольфа Эйхмана.
Сразу после объявления приговора Клаус заявил, что в суд его отца привела «ненависть», а осудила – «несправедливость». «Израильтяне скрывали абсолютную правду за закрытыми дверями и публиковали то, что им было удобно. Судьи были пристрастны, а судебный процесс противоречил Конвенции ООН по правам человека», – сказал старший сын Адольфа Эйхмана. Клаус называл своего отца «любящим, трудолюбивым, нравственным и порядочным – словом, полезным обществу». Подобных высказываний он делал ещё очень много. В частности, по словам одного из информаторов, помогавших раскрыть Эйхмана в Аргентине, его старший сын частным порядком часто говорил, что ему «очень жаль», что Гитлеру помешали полностью выполнить свою задачу по уничтожению всех евреев.
От двух жён у него было пятеро детей. Клаус умер в Германии, в последние годы жизни он страдал от болезни Альцгеймера.
После казни отца Клаус и Хорст, считавшие его невиновным (он им рассказывал, что евреи хотели «массово стерилизовать немцев» посредством отравления воды химическими препаратами, за что Гитлер их и преследовал, а сам Эйхман изначально хотел евреев переселить в другую страну, но их «никто не хотел принимать»), обозлились, начали нападать на евреев, но это только ухудшило их положение.
В 1962 году в ходе расследования перестрелки с полицейскими в помещении, занимаемом братьями, был проведён обыск. Там обнаружили нацистские пропагандистские материалы, оружие и бутылки с зажигательной смесью, с которыми Хорст и Клаус якобы намеревались напасть на школьный автобус с еврейскими детьми. В 1964-м Хорст был приговорён к двум годам тюремного заключения за хранение предметов нацистской пропаганды и огнестрельного оружия.
Вторая жена Хорста говорила, что он был «несгибаемым нацистом» и терзался чувством вины перед отцом. Хорст умер от рака недалеко от Буэнос-Айреса.
Третий сын Эйхмана, Дитер, никогда не был «активным» нацистом, как его старшие братья, но он никогда публично и не осуждал своего отца.
В 1962 году, после вынесения приговора Адольфу Эйхману, польский репортёр Яннислав Ольцик опубликовал большое эссе «Мой друг Дитер Эйхман», где рассказал об обстоятельствах знакомства и некоторых высказываниях третьего сына нацистского преступника. «Я никогда не знал о зверствах, совершаемых против вашего народа, никогда не одобрял методов уничтожения, которые Гиммлер и Эйхман довели до такого ужасающего совершенства», – в частности, говорил Дитер. Но он также говорил и о том, что к 1933 году все управленческие и чиновничьи должности были заняты евреями, и «ни один человек, который был немцем по происхождению, уже не мог найти работу». «Возможно, именно в силу исторического развития еврейского народа его следовало снова подвергнуть гонениям», – говорил Дитер. Он сказал, что не хотел бы нести ответственность за преступления перед евреями и историей.
В 1999 году Дитер безуспешно требовал от Израиля выдать ему как законному наследнику последние записи отца. Требование осталось без удовлетворения. Сейчас Дитер живёт с женой Мартой Валинотти в охраняемой квартире в Буэнос-Айресе. У Дитера Эйхмана двое детей, о них ничего неизвестно.
Рикардо, последний сын Эйхмана, избрал совсем другой путь. Он считается одним из крупнейших археологов Германии. Как и его братья, Рикардо почти не даёт интервью, но как минимум два раза с журналистами общался – 1995-м и 2014 году.
В этих беседах Рикардо ясным образом дал понять, что «отрезал» себя от Адольфа Эйхмана, видит в нём историческую фигуру и считает, что понесённое им наказание – справедливо, хотя в целом он не приемлет смертную казнь.
Насчёт же своей фамилии, которую он сохранил, Рикардо сказал откровенно: ему без фамилии Эйхман не было бы лучше. Он уже десятки лет живёт с ярлыком «сын Эйхмана» «Возможно, это моя судьба», – говорил Рикардо в интервью, но он не хотел, чтобы его жалели, поскольку это было бы оскорблением для шести миллионов погибших евреев. Вместе с тем он говорит, что его жизнь – отличный пример того, как грехи отца обрушиваются на сына. И он надеется, что хотя бы его дети избегут участи «внуков Эйхмана».
Константэн Крысаков
