Фратцшер видит реальный риск деиндустриализации немецкой экономики, так как сегодня немецким предпринимателям и их ближайшим соседям в силу ряда причин выгоднее вкладывать свои средства или размещать свои производства в Северной Америке, Африке или Китае. Экономист отвергает предложения относительно специальной промышленной цены на электроэнергию как «не только вредную и дорогую», но и как «контрпродуктивную» и вместо этого призывает к «хорошим базовым условиям» для большего количества инноваций.
Его мнение косвенно поддерживают результаты исследования Кильского института мировой экономики (IfW), согласно которым новые инвестиции в Германию почти не поступают.
Вот конкретный пример. Швейцарская компания Meyer Burger, занимающаяся солнечной энергетикой, уже давно имеет производственные площадки в Саксонии и Саксонии-Анхальт. Здесь производятся солнечные элементы и солнечные модули. Meyer Burger неоднократно критиковала огромный дисбаланс условий в его отрасли между Германией и США или Китаем и угрожала отменить запланированные инвестиции в Германии и перевести их в США. Компания заявила, что переносит своё внимание на расширение инвестиций в США и продолжит свою деятельность в Европе только тогда, когда рыночные условия улучшатся.
«Из-за отсутствия защиты от производителей, которые предлагают модули значительно ниже их производственных затрат, сейчас нет стимула для таких поставщиков как Meyer Burger», – говорится в сообщении этой компании. В июле 2023 года она сообщила, что в будущем будет производить высокоэффективные солнечные элементы в американском штате Колорадо, а запланированное расширение производства в Биттерфельд-Вольфен (Саксония-Анхальт) отложено.
«Конечно, речь не должна идти о панике или о снижении рейтинга Германии на мировом рынке, – говорит Марсель Фратцшер. – Германия может с гордостью оглянуться на прошедшее десятилетие, в течение которого немецкие автомобильные, химические и машиностроительные компании значительно расширили свои доли на мировом рынке. Поэтому не правы те, которые только ругают политику. Конечно, не всё идёт гладко, у немецкой экономики, существуют серьёзные структурные проблемы. Однако в целом паника преувеличена». Проблема, по его мнению, заключается в том, что из-за высоких цен на электроэнергию многие компании собираются или уже переносят свои мощности за границу.
В этом смысле можно привести пример химической компании BASF, прибыль которой за период с июля по сентябрь 2022 года составила «всего» 900 млн евро (тогда как за аналогичный период 2021 года – 1,25 млрд евро). И всё же потеря рабочих мест в связи с переносом части предприятий BASF за границу не столь уж велика. Пример этой компании ещё не доказывает систематическую деиндустриализацию.
Для экономики Германии важно не столько сохранение производства за счёт субсидий и госсредств, сколько получение инноваций и создание новых рабочих мест. Доля промышленности в создании внутреннего продукта в Германии оставалась относительно стабильной на уровне около 20% в течение последних 30 лет. Во время кризиса она всегда немного падает, потому что тогда рушится экспорт. Именно так было в последние два года, потому что как индустриальная нация Германия особенно остро чувствует взлёты и падения мировой экономики. И хотя риск есть, всё же массового исхода компаний-производителей пока не наблюдается.
Может ли этот риск стать реальностью в связи с высокими ценами на энергоносители? Энергия в Германии никогда не была дешёвой по сравнению с США или Китаем, но сейчас разрыв ещё больше увеличился. И это ухудшение будет продолжаться в течение ближайших нескольких лет. Германия сделала серьёзную ошибку, поставив себя в зависимость от российских нефти и газа вместо того, чтобы вкладывать средства в развитие собственной энергетической отрасли.
И всё же это не является экзистенциальной проблемой для экономики Германии в целом, а только для некоторых очень энергоёмких секторов. Гораздо важнее то, что высшие менеджеры самых важных для Германии отраслей экономики долго почивали на лаврах. Химики «проспали» такой важный и принципиальный момент как переход на нанотехнологии, а производители автомашин – на производство электромобилей и самоуправляемых машин.
Например, стало известно, что китайский производитель CATL уже наладил выпуск новых аккумуляторов для электромобилей – они обеспечивают зарядку в течение 10 минут и их ёмкости хватает для пробега 400 км. Для сравнения: аккумуляторы компании Tesla обеспечивают зарядку в течение 15 минут для автопробега 275 км.
«Теперь почивание на лаврах немецких производителей стоит им упущенных долей мирового рынка, а также ставит под угрозу рабочие места в Германии, – указывает Фратцшер. – Но это в основном вина компаний, а не вина политиков. Теперь компаниям предстоит наверстать упущенное и вернуть себе технологическое лидерство за счёт инноваций. Но это будет нелегко».
Нелегко ещё и потому, что для Германии производство автомобилей – «история успеха». И нужно приложить огромные усилия – в том числе изменить некоторые вещи в немецкой экономической структуре вместо того, чтобы цементировать структуры старые – чтобы история успеха не осталась в прошлом. Ведь отрицательные примеры из истории немецкой экономики были, и их экономисты помнят.
Например, в 1970-х годах немецкая текстильная промышленность исчезла, потому что она более не была конкурентоспособной по цене. По той же причине в 1980-х годах прекратило своё существование производство бытовой электроники компаний Grundig и Telefunken. «Сегодня их никто не оплакивает, потому что наше процветание не могло быть профинансировано добавленной стоимостью в этих отраслях, – поясняет Марсель Фратцшер. – Но всегда возникало что-то новое и становилось очень успешным: например, химия, машиностроение и автомобилестроение».
Исследователь считает, что сегодняшние проблемы в таких компаниях, как Volkswagen или BASF, нельзя отождествлять со старыми проблемами, например, проблемами Telefunken – потому что химическая промышленность и машиностроение были и останутся центральными для Германии. Кроме того, существует привязанность к прошлому: это вопрос культурных ценностей, а также лоббистской работы отраслевых ассоциаций. И всё же эти отрасли промышленности не отличаются самой высокой динамикой роста. Той, которая существует в молодых и инновационных областях, таких как индустрия высоких технологий, особенно в области «зелёных» технологий и цифровых услуг.
Однако и культурные ценности, и стоимость электроэнергии имеют гораздо меньшие последствия, чем реальные структурные проблемы в экономике Германии. И самая большая проблема, по мнению исследователя, на данный момент – бюрократия, нехватка квалифицированных рабочих и отставание в цифровизации.
Если начать с последнего, Германия в цифровой индустрии карлик по сравнению с Китаем или США. На фондовом рынке США более половины компаний моложе 30 лет, в их числе Alphabet, Meta, Tesla, Amazon или NVidia, которые уже давно входят в число крупнейших корпораций мира. С другой стороны, в Германии почти все компании в ведущем индексе DAX старше 30 лет. Германия почти не представлена в секторе динамичных технологий, и это должно заставить страну задуматься, полагает исследователь.
В общественном мнении утвердилось положение, что все эти проблемы не новы. Так оно и есть. Например, нехватка квалифицированных рабочих стала виной упрощённых иммиграционных законов. Их сложно применять не только потому, что в немецком обществе до самого последнего времени отсутствовала культура гостеприимства, но также и по протекционистским причинам: компании хотели, чтобы иммиграционные правила были как можно более строгими для иностранных рабочих, например, в отношении признания профессиональной квалификации.
Жаловаться на бюрократию в компаниях считается хорошим тоном: это как бы сглаживает главные противоречия. А бюрократические «барьеры» за последние десять лет действительно становились всё выше и выше. Бесконечные процедуры утверждения и согласования делают внедрение прогрессивных процессов чрезвычайно медленными, дорогими и ненадёжными. Это настоящий яд для инвестиций.
О конкретном примере бюрократических барьеров рассказывает мэр города Фухсталь (Верхняя Бавария) Эрвин Карг (Erwin Karg). Установка ветродвигателей в соответствии с правилами 10Н разрешена только в тех местах, где они не влияют на полёт хищных птиц. Кто придумал эти правила, неизвестно, но они требуют огромных согласований.
«Я надеюсь, что никто не сделает вывод, что красный коршун мог сбежать в другие регионы или что его поведение в полёте в Шварцвальде отличается от нашего, – с иронией говорит Эрвин Карг. – Многие правила настолько „интеллектуальны“, что не могут быть реализованы. В 2013 году мы приняли решение об установке наших первых четырёх ветряных турбин, и лишь через три года они были введены в эксплуатацию. В 2018 году мы определились с тремя новыми системами, и до лета этого года мы не можем начать их установку. И это продолжается пять лет».
Проблемы бюрократии связаны также с тем, что государство за последние 20 лет разрушило свою инфраструктуру. Это касается не только железных и автомобильных дорог, но и системы образования, где ФРГ отстаёт всё дальше и дальше, и цифровой инфраструктуры, о которой сказано выше.
Имеется большой потенциал рабочей силы среди женского населения, однако политики блокируют предложения исследователей рынка из-за сомнительного имиджа семьи. Например, в Баварии правящий ХСС даже ввёл бонус, чтобы у женщин был стимул оставаться дома. Сегодня в этой земле один из самых низких показателей занятости женщин в стране.
Однако не все экономисты разделяют предостережения о деиндустриализации Марселя Фратцшера. Его заявления вызвали бурю негодования среди отраслевых ассоциаций, назвав его прогноз «жупелом». «Это был „призрак“, которого создали, чтобы выкачивать деньги из рёбер политиков, – сказал аналитик баварской газеты Augsburger Allgemeine. – Если сейчас BASF, например, будет производить более дешёвые химические материалы в США, это будет лучше для компании в целом и, следовательно, для экономики Германии».
Виктор Фишман
Наша справка
По данным Федерального статистического ведомства число занятых в экономике жителей Германии во втором квартале 2023 года составило 45,9 млн человек, что на 240 000 человек, или 0,5%, больше, чем кварталом раньше и на 0,7% больше, чем в аналогичном квартале предыдущего года (в Евросоюзе рост составил 1,3%).
