Она написана на основе личных впечатлений художника, полученных от поездки в Самарканд в 1868 году. Там Верещагин принимал участие в боевых действиях. Будучи прапорщиком запаса, участвовал в защите Самаркандской крепости от нападения войск эмира Бухарского. Оборона длилась восемь дней. Всё это время Верещагин был в самых горячих местах. Ходил в рукопашную, поднимал в атаку солдат, отбил у противника знамя, был два раза ранен, в одной из схваток решительным броском вдохновил солдат и спас положение. Творческая натура Верещагина открылась в боях за Самарканд с героической стороны – он реально был душой обороны. Подошедший с подмогой генерал Кауфман наградил художника орденом Святого Георгия 4-й степени, сняв его со своей груди. «Рассказывали даже, – писал в „Биографии Верещагина“ критик Владимир Стасов, – будто один батальон заявлял, что раньше, чем Верещагину, никому не следует и крестов-то давать. Раненые солдаты громко заявляли, что, не будь тут Василья Васильевича, пропал бы Самарканд!»
Художник вернулся из Туркестана переполненный яркими впечатлениями. Ему было нужно найти место, где он смог бы выразить их на холсте.
«Тихая гавань» в Мюнхене
Он был наслышан о богатой художественной жизни Мюнхена тех лет, об особой творческой атмосфере, царившей в Баварии и привлекавшей туда художников, писателей, поэтов и музыкантов не только из Германии, но и из других стран. Надеясь найти «тихую гавань», он решил отправиться в Баварию. Приехал в начале 1871-го – и задержался там на три года.
Мюнхен Верещагин выбрал ещё и потому, что непременно хотел творчески пообщаться там с двумя крупными художниками-баталистами того времени: обрусевшим немцем Александром Коцебу и баварцем Теодором Горшельтом (Theodor Horschelt).
Коцебу был сыном друга России Августа Коцебу (August Kotzebue), убитого немецким студентом-националистом в Германии за прорусскую деятельность. Коцебу-младший писал батальные картины для российского царского двора о суворовских походах в Италию и Швейцарию, о Семилетней войне России с Пруссией, ему принадлежит известная картина «Русские в Берлине». Это был крепкий батальный классик старой школы, который надеялся, что российский император устроит его художественный музей. Верещагину было о чём с ним поговорить.
Горшельт провёл шесть лет на Кавказе, его хорошо знали в русской армии, в походах которой он участвовал и написал о них несколько полотен. Он, по словам Верещагина, оказал на него «исключительное влияние своими рисунками, своим величайшим искусством». Оба художника быстро сдружились. Но уже в апреле Горшельт скоропостижно скончался, и его вдова предложила Верещагину работать в мастерской мужа на Шиллерштрассе. Причём выбрала русского художника среди полусотни других кандидатов.
Потом Верещагин приобрёл ещё одну мастерскую под Мюнхеном, где было хорошо работать на природе. Он написал картины «Двери Тамерлана», «Богатый киргизский охотник с соколом», «У крепостной стены. Вошли!», «Забытый», серию батальных сцен «Варвары», куда входит знаменитый «Апофеоз войны», на котором изображена пирамида из человеческих черепов. Работал Верещагин очень напряжённо, почти ни с кем не встречался, стараясь, чтобы никто не видел его работ неоконченными. Но, конечно, нашёл время для встречи с Петром Третьяковым, писавшим потом Верещагину, что его имя «должно быть почтеннейшим именем в семье европейских художников».
«Чудеса совершеннейших палитр»
В Туркестане Верещагин стал склоняться к тому, что смертельную динамику боевых столкновений, жестокую правду войны вернее передавать в быстрых карандашных набросках, одно время он даже предполагал работать только в карандаше. Но в Мюнхене наступил переломный момент. Он почувствовал, что сдержанности карандаша недостаточно, чтобы донести до зрителя беспощадную правду многоцветного буресплетения жизни и смерти, что необходимо отказаться от серых, мрачных красок и показать жестокую правду именно многоцветного мира. «К 30 годам своей жизни, – писал Стасов, – Верещагин стал одним из самых необыкновенных колористов, какие только появлялись в Европе в последние века. Подобных превращений мало можно указать в истории искусства».
Работы «Туркестанской серии», написанные в Баварии, принесли Верещагину европейскую известность, после того как были представлены на двух крупных выставках в Лондоне, одна из них персональная. На его картинах война выглядела не парадно-романтичной, а драматично-кровавой, показанной так, как её видят простые воины, выполняющую трудную солдатскую работу, а не высокие военачальники.
В то время как работы «Туркестанского цикла» с восторгом описывала пресса в Лондоне, они были выставлены в виде фотографий на Всемирной выставке в Вене в отдалённом зале «Фотография». Здесь их и увидел случайно забредший сюда со своим спутником скульптором Марком Антокольским Владимир Стасов, который до того картин Верещагина не видел и его самого не знал.
«Это было неожиданное, – вспоминал Стасов, – совершенно нечаянное знакомство с новыми поразительными картинами нового, совершенно неизвестного художника!.. Тем громаднее и поразительнее было впечатление от этих неслыханных и невиданных сюжетов. Тут не было красок, только одни фотографии. Мы долго простояли перед этими серо-лиловыми листами, но нам казалось, что перед нашими глазами расстилаются все чудеса совершеннейших палитр».
Погиб на войне
Многие называли особым преимуществом то, что Верещагин писал на основе собственных впечатлений. «Он был среди тех, кто подвергся атаке на полотне „Нападают врасплох“. Он шёл вместе с отрядом, который оставил позади себя несчастного мёртвого солдата, чью плоть уже собираются клевать коршуны и вороны. Он проходил мимо пирамид из человеческих черепов, воздвигнутых некогда Тимуром как свидетельство его побед», – писала пресса (хотя картина «Апофеоз войны», конечно же, не была нарисована с натуры).
Зрелища кровавых сражений оставили немало шрамов в душе художника. Его удивляло, как могут хорошие художники писать такие глупости, как, например, натюрморты или цветочки на газоне.
В Мюнхене Верещагин влюбился. Художнику было 28 лет, его избраннице Элизабет Фишер (Elisabeth Fischer) – шестнадцать. В Баварии они жили в гражданском браке и венчались только когда уехали в Россию. Там Элизабет стала Елизаветой Кондратьевной.
Верещагин всю жизнь писал войну – и погиб на войне. В марте 1904 года он был на броненосце «Петропавловск», который подорвался на японской мине при обороне Порт-Артура и затонул. Один из очевидцев, которому удалось спастись, рассказывал, что художник до последнего момента зарисовывал картину катастрофы.
Александр Попов
