К поэтам, которых я люблю, я отношусь как к своим старым друзьям: мысленно ругаю за проступки, мысленно жалею за неудачи в личной жизни, мысленно восхищаюсь их лучшими стихами. Именно так я отношусь к Владимиру Маяковскому, огромный талант которого был посвящён идее социализма:
Сочтёмся славою,
ведь мы свои же люди,
пускай нам
общим памятником будет
построенный
в боях
социализм.
Он родился 130 лет назад, 19 июля 1893 года, и хотя прожил классическую для большого поэта жизнь в 37 лет, успел много создать. Подозревая, что после его смерти будут судачить о его же достаточно бурной личной жизни, поэт свою автобиографию начал словами: «Я – поэт. Этим и интересен». А в предсмертном письме чётко указал: «В том, что умираю, не вините никого, и, пожалуйста, не сплетничайте, покойник этого ужасно не любил».
Авто для Лили
Эпатажность поэта в молодые годы, доступная немногим возможность частого и длительного пребывания за границами Советской России, дорогие подарки оттуда, а также многое другое подобное вызывали неодобрительные отзывы друзей и знакомых. И часто это переносилось на его поэзию, что вызывало различные эмоции – от восторга до отвращения. Предотвращению предубеждений и крутой зависти не помогали ставшие знаменитыми стихи:
Мне и рубля не накопили строчки,
краснодеревщики не слали мебель на дом,
И кроме свежевымытой сорочки,
скажу по совести, мне ничего не надо.
Сам Маяковский действительно любил изысканную одежду и «свежевымытые сорочки» – не более того. Но на просьбу любимой женщины поэт не мог не откликнуться. Особый резонанс вызвала покупка в Париже автомобиля для Лили Брик – ведь в те годы в автомобилях разрешалось ездить лишь партийному и советскому начальству. Вот цитата из опубликованных писем Лили Брик в Париж Маяковскому за 1927 год:
«Очень хочется автомобильчик. Привези, пожалуйста. Мы много думали о том – какой. И решили – лучше всех Фордик. 1) Он для наших дорог лучше всего, 2) для него легче всего доставать запасные части, 3) он не шикарный, а рабочий, 4) им легче всего управлять, а я хочу обязательно управлять сама».
Маяковский выполнил заказ, а затем появились стихи:
Москва меня обступает, сипя,
до шёпота голос понижен:
«Скажите, правда ль, что вы для себя
авто купили в Париже?»
Товарищ, смотрите, чтоб не было бед,
чтоб пресса на Вас не нацыкала.
Купили бы дрожки… велосипед…
Ну не более же ж мотоцикла!
Но отмотаем ленту жизни Владимира Маяковского назад. Лиля Брик была не первой и не последней любовью Владимира Маяковского. Первой его любовью была, кажется, знаменитая в литературных кругах Петербурга Софья Шамардина. Эта «первая артистка-футуристка», как звали её современники, водила на цепи ручного волка и выступала в футуристических концертах под именем Эсклармонды Орлеанской. Поэта Маяковского и футуристку Шамардину познакомил Корней Чуковский в 1913 году. Между поэтом и артисткой вспыхнул бурный роман. Шамардина участвовала в постановке спектакля по пьесе «Владимир Маяковский» и помогала организовать знаменитое турне футуристов в 1913−1914 годах по городам России. Мы вспоминаем эту особу лишь потому, что при ней родились знаменитые строчки поэта. Если верить её воспоминаниям, вот как всё происходило:
«Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснёт звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролётке, стало слагаться стихотворение: „Послушайте, ведь если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?.. Значит, это необходимо, чтоб каждый вечер над крышами зажигалась хоть одна звезда?“ Держал мою руку в своём кармане и наговаривал о звёздах. Потом говорит: „Получаются стихи. Только не похоже это на меня. О звёздах! Это не очень сентиментально? А всё-таки напишу. А печатать, может быть, не буду“».
От Эльзы Триоле к Марии Денисовой
В том же 1913 году Маяковский познакомился с будущей известной французской писательницей Эльзой Триоле (урождённой Эллой Каган) О своих встречах с Маяковским с 1913 по 1927 год она написала воспоминания (1939, Maiakovski. Poète russe. Souvenirs), которые были конфискованы французской полицией и полностью уничтожены. Второй вариант этих воспоминаний вышел на французском языке в 1945 году.
Самый бурный период дружбы и любви восьмиклассницы Эльзы и мало кому известного поэта Маяковского продолжался с 1913-го по сентябрь 1915 года, после чего поэт полюбил её сестру Лилю и переехал из Москвы в Петроград. Какой тоской и печалью переполнено письмо Эльзы Триоле Владимиру Маяковскому от 19 сентября 1915 года! Ведь это он научил её духовной любви, «физической – тоже» Вот выдержка из упомянутого письма:
«Милый Владимир Владимирович, приехала Лили, говорили о вас. Вспомнила доброе старое время, очень захотелось вас увидеть или хоть написать. Так жалко мне, что вы теперь чужой, что я вам теперь ни к чему. Как-то даже не верится, но так уж водится, что у нас с Лилей общих знакомых не бывает. Ни за что не могла бы теперь с вами говорить, как прежде, вы меня теперь отчего-то страшно смущаете: буду краснеть, путаться в словах, и будет неловко ужасно. Если б вы знали как жалко! Так я к вам привязалась и вдруг – чужой… Ну, ладно!..»
До знакомства с Лилией Брик оставалось два года. А в этот промежуток времени была та самая поездка футуристов по городам и весям России. И в один замечательный тёплый одесский вечер, после выступления в Русском театре, Владимир Маяковский заметил «совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, словом, настоящую красавицу». В первый же день знакомства Маяковский и Мария Денисова гуляли до самой ночи. Василий Каменский вспоминал, что поэт вернулся «улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий». Они проводили вместе много времени, но на предложение руки и сердца Денисова ответила отказом. Зато Мария Денисова стала лирической героиней поэмы «Облако в штанах»:
Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», – сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
«Твой щен»
И тут пришла очередь старшей сестры Эльзы – Лили. Обе девочки – белокурая Эльза и ярко-рыжая Лили – получили прекрасное образование, с детства свободно говорили по-французски и по-немецки, играли на рояле. Эльза сама познакомила свою старшую сестру, уже бывшей замужем за Осипом Максимовичем Бриком, со своим бывшим любовником.
Полюбив Маяковского, Лиля решила не расставаться с Осипом Бриком. Это не был любовный треугольник: ведь и она, и Маяковский до конца дней сохраняли с Бриком дружеские отношения. Но у большинства знакомых людей такой союз вызывал злобное неприятие. У автора этой статьи такое же неприятие вызывают письма Маяковского к Лиле Брик, которые он уничижительно подписывал словами «Твой щен».
За почти десятилетнюю историю их любви-дружбы Лиля не раз изменяла ему. Дело доходило до скандалов и унижений со стороны поэта. В узком кругу Лиля Брик позволяла себе такие высказывания о Маяковском: «Вы себе представляете, Володя такой скучный, он даже устраивает сцены ревности… Какая разница между Володей и извозчиком? Один управляет лошадью, другой – рифмой…»
В 1923 году, после написания поэмы «Про это», страсти понемногу улеглись, и их отношения вступили в спокойный период. После всего пережитого, за семь (!) лет до смерти, в этой поэме Маяковский примеряет на себя самоубийство:
Стоит только руку протянуть –
пуля мигом в жизнь загробную
начертит гремящий путь.
А потом пришло и их расставание.
Татьяна Яковлева
Смотрите, красавица входит в зал,
В меха и бусы оправленная.
Так Маяковский писал о Татьяне Яковлевой, с которой познакомился в Париже 25 октября 1928 года. А она сама в интервью Геннадию Шмакову много позднее, в 1988 году, вот как описала их первую встречу:
«В конце октября у меня разыгрался страшный бронхит, и я отчаянно кашляла. В конце концов, я позвонила своему доктору и тот сказал: „Приезжай немедленно“. Войдя к нему в гостиную, я увидела хозяина, Эльзу Триоле и высокого, большого господина, одетого с исключительной элегантностью в добротный костюм, хорошие ботинки и с несколько скучающим видом сидящего в кресле… Нас представили друг другу, и я, давясь от приступов накатывающегося кашля, вступила в беседу. Стихи Маяковского я хорошо знала и любила и не раз декламировала красноармейцам за краюху хлеба в голодные годы».
Но теперь Татьяна не голодала, была хорошо устроена и входила в круг избранной интеллигенции. В том же интервью она вспоминает: «Накануне играла с Прокофьевым в четыре руки Брамса, а несколькими днями раньше обедала с Кокто». И дальше: «То, что я всецело овладела его вниманием с первой минуты, я тоже поняла – моя интуиция, которая столько раз спасала меня в жизни, и на этот раз не подвела. Это было мгновенное увлечение, обернувшееся любовью с первого взгляда…»
Маяковский предложил Татьяне Яковлевой отвезти её домой. В такси было холодно, он снял дорогое пальто и укрыл ей ноги. «С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно», – признавалась Яковлева.
После этого они виделись почти каждый день. Она сопровождала его на все выступления (на них приходила вся интеллигенция Парижа), вечерами они ездили в театр, он ей декламировал «километры стихов» – свои и Гумилёва; очень скоро они перешли на «ты».
Однако в конце 1928 года Маяковскому нужно было срочно выехать в Москву. В парижской оранжерее он оставил определённую сумму денег и адрес Яковлевой, куда оранжерея еженедельно должна была доставлять цветы с его записочками-стихами. А из Москвы он прислал Яковлевой первый том своих сочинений.
Яковлева признавалась в письме к своей матери в Пензу: «Он всколыхнул во мне тоску по России… И сейчас мне всё кажется мелким и пресным. Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него буквально пустыня…»
Поэт был влюблён в Яковлеву до безумия. Эта любовь сама диктовала ему стихи. Вот строчки из известного стихотворения «Письмо Татьяне Яковлевой», в котором он просит её приехать в Москву:
Не хочешь?
Оставайся и зимуй.
И это оскорбление
на общий счёт нанижем.
Я всё равно тебя когда-нибудь возьму –
Одну или вдвоём с Парижем.
Наконец, 22 апреля 1929 года Маяковский приезжает в Париж. Он проводит у Яковлевой все дни и все ночи. На его вопрос, когда же она возвратится в Россию, Татьяна ответила: «О моём возвращении в Россию мы решим, когда ты приедeшь в третий раз».
Однако больше им не суждено было увидеться: «компетентные» советские органы более не выпустили поэта за границу.
О Веронике Полонской
Напрашивается параллель между последней любовью Бориса Пастернака Ольгой Ивинской, ставшей также прототипом главной героини его романа «Доктор Живаго», и последней любовной привязанностью Владимира Маяковского, молодой красавицей и актрисой Московского Художественного театра Вероникой Полонской, которой, как считают некоторые исследователи, посвящено незавершённое лирическое вступление к его последней поэме «Во весь голос».
Естественное желание каждого человека любить и быть любимым для Маяковского осуществилось в лице Вероники Полонской. Они познакомились случайно, но вскоре сблизились и стали встречаться почти каждый день. По воспоминаниям Полонской, когда он стал читать ей свои стихи, она «была потрясена». «Читал он прекрасно, у него был настоящий актёрский дар», – говорила она.
В пору их первой встречи ей было 21, ему – 36. Полонская была замужем за актёром Михаилом Яншиным, но не уходила от мужа. Когда же она внутренне созрела для развода, поэт застрелился. Случилось это в квартире на Лубянке 14 апреля 1930 года.
Осталась последняя воля поэта: «Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сёстры и Вероника Витольдовна Полонская». И знаменитая строка из того самого вступления к «Во весь голос»:
Как говорят – инцидент исперчeн,
любовная лодка разбилась о быт.
Я с жизнью в расчёте, и не к чему перечень
взаимных болей, бед и обид…
Поэма же «Во весь голос», как написал сам автор, «до самого последнего листка» была посвящена не любви, а «планеты пролетарию». Для людей талантливых, каким, безусловно, был Владимир Маяковский, служба режиму может обернуться трагедией. Самоубийство Маяковского 14 апреля 1930 года, скорее всего, именно этим и было обусловлено.
Виктор Фишман
